Темное царство - Страница 41

К оглавлению

УЛИТА НИК. Такая материя.

КАРП КАРП. Ну, и пущай ее.

УЛИТА НИК. Да я так… Вот кабы Серафимочка эамуж вышла, так уж сшила бы себе, кажется… Все дамы носят.

КАРП КАРП. А ты нешто дама?

УЛИТА НИК. Обнакновенно дама.

КАРП КАРП. Да вот можешь ты чувствовать, – не могу я слышать этого слова… когда ты себя дамой называешь.

УЛИТА НИК. Да что же такое за слово: дама? Что в нем… (ищет слова) постыдного?

КАРП КАРП. Да коли не люблю! Вот тебе и сказ!

УЛИТА НИК. Ну, а Серафимочка дама?

КАРП КАРП. Известно – дама: та ученая, да за барином была. А ты что? Все была баба, а как муж разбогател, дама стала. А ты своим умом дойди.

УЛИТА НИК. Да нет! Все-таки… как же!

КАРП КАРП. Сказано – молчи, ну и баста) (Молчание.)

УЛИТА НИК. Когда было это отражение?

КАРП КАРП. Какое отражение?

УЛИТА НИК. Ну, вот недавно-то. Разве не помнишь, что ли?

КАРП КАРП. Так что же?

УЛИТА НИК. Так много из простого звания в офицеры произошли.

КАРП КАРП. Ведь не бабы же. За свою службу каждый получает, что соответственно.

УЛИТА НИК. А как же вот к нам мещанка ходит, так говорила, что когда племянник курс выдержит, так и она будет благородная.

КАРП КАРП. Да, дожидайся.

УЛИТА НИК. А говорят, в каких-то землях из женщин полки есть.

КАРП КАРП. (смеется). Гвардия! (Молчание.)

УЛИТА НИК. Говорят, грешно чай пить.

КАРП КАРП. Это еще отчего?

УЛИТА НИК. Потому – из некрещеной земли идет.

КАРП КАРП. Мало ли что из некрещеной земли идет.

УЛИТА НИК. Вот тебе пример: хлеб из крещеной земли, мы его и едим вовремя; а чай – когда пьем? Люди к обедне, а мы за чай; вот теперь вечерня, а мы за чай! Вот и значит грех.

КАРП КАРП. А ты пей вовремя.

УЛИТА НИК. Нет, все-таки..

КАРП КАРП. Все-таки молчи. Ума у тебя нет, разговаривать любишь. Ну, и молчи! (Молчание.)

УЛИТА НИК. Какая Серафимочка у нас счастливая! Была ба барином – барыня стала; и овдовела – все-таки барыня. А как теперь если за князя выйдет, так, пожалуй, княгиня будет.

КАРП КАРП. Все-таки по муже.

УЛИТА НИК. Ну, а как Серафимочка за князя выйдет, неужто я так-таки ничего? Ведь она мое рождение.

КАРП КАРП. С тобой говорить, только мысли в голове разбивать. Я было об деле задумал, а ты тут с разговором да с глупостями. Ведь вашего бабьего разговору, всю жизнь не переслушаешь. А сказать тебе: молчи! так вот дело-то короче будет.

После этого разговора Карп Карпыч замечает про себя, что «кабы ни баб да не страх, с ними бы и не сообразил»… Все, говорит, соблазняют мужчин, и «молодой человек, который и неопытный, может польститься на их прелесть, а человек, который в разум входит и в лета постоянные, для того женская прелесть ничего не значит, даже скверно»… С этой стороны все и смотрят на женщину в «темном царстве», да еще и то считают ва одолжение… Видно, что остатки воззрений Востока до сих пор еще очень значительны здесь. Женщин не продают так открыто на рынках, как делали на Востоке, но нельзя оказать, чтоб их не продавали вовсе. И даже способ продажи все еще довольно циничен и бесстыден, как это можно видеть на нескольких экземплярах свах, выведенных Островским в разных его комедиях. Мы не будем останавливаться на этих лицах, потому что и так уже давно злоупотребляем терпением читателя; но не можем не указать на сцены сватанья в «Бедной невесте». Вся эта пьеса отличается совершенной простотой и обыденностью и отсутствием всяких резких черт, подобных, например, рассужданиям вдовы Кукушкиной в «Доходном месте». Но тем не менее сватанье девушки, заботы матери о ее выдаче, разговоры о женихах – все это может навести ужас на человека, который задумается над комедией… Анна Петровна, мать Марьи Андреевны, – женщина слабая, сырая, позабывчивая, как она сама себя рекомендует. Каждый ее шаг ясно доказывает, что она выросла и прожила большую часть жизни тоже под каким-то гнетом, отнявшим у нее всякую способность и вкус к самостоятельной деятельности. Она ничего сообразить ее может, не знает, – к кому обратиться и чем взяться, суетится и мечется без всякого толку и все жалуется на дочь, что та долго замуж не выходит. Сознавая свое полное ничтожество, она твердит беспрестанно: «Как это без мужчины в доме, уж я и не знаю… Что мы знаем тут, сидя-то… Вот будочник бумагу какую-то приносил. Кто ее там разберет? Вот поди ж ты женское-то дело какое! Так и ходишь, как дура… Вот целое утро денег не сочту… Как это без мужчины, это я уж и не знаю; тут и без беды беда». Как видите, это уж такое ничтожество, что перед мужем или кем бы то ни было посильнее она, вероятно, и пикнуть не смела. Но воздух самодурства и на нее повеял, и она без пути, без разума распоряжается судьбою дочери, бранит, попрекает ее, напоминает ей долг послушания матери и не выказывает никаких признаков того, что она понимает, что такое человеческое чувство и живая личность человека. Все это – прямые и несомненные признаки самодурной закалки, доказывающие только, как она легко пристает даже к самым неспособным. Для самодурства, как видно, нет ни пола, ни возраста, ни звания. Женщины, вообще так забитые и презренные в «темном царстве», могут тоже самодурничать, да еще как! Пример – Уланбекова… Мальчишки и старики, купцы, чиновники, помещики – все, кто хотите, начинают, при первой возможности, самодурничать… Человек всеми презрен, тысячу раз бит и оплеван, пред всеми трепещет, кажется уж такое смиренномудрие, что воды не замутит!.. Но заведись у него хоть один сынишка или попади к нему в руки воспитанник, слуга, подчиненный – он немедленно начнет над ними самодурничать, не переставая в то же время дрожать перед каждым встречным, который ему не кланяется… Так уж устроено «темное царство», таковы уставы его иерархии; тут личный характер человека даже мало и значения-то имеет… «Больше все делается от необузданности, а то и от глупости», – как выражается Бородкин.